— Неужели никто не пытался остановить его?
Рицпа закусила губу, вспомнив, какая собралась внизу толпа. Она боялась, что в тот момент, когда Атрета несли вниз, в повозку, начнутся беспорядки, но Феофил объявил всем, что великий Атрет снова будет сражаться на арене. После этого никто не сказал ни слова.
— Нет, — ответила она.
Он все прекрасно понял. Толпа получила то, что хотела.
— Помоги мне привстать.
— Зачем?
— Не задавай мне вопросы, а делай то, что говорят, — сказал он сквозь зубы.
— Ну почему ты такой упрямый? — сказала Рицпа, обняв его за плечи и помогая приподняться. Его сильные пальцы впились ей в плечо, а цепь между кандалами, надетыми ему на руки, больно ударила ее. Рицпа вздрогнула. Приподнимаясь, Атрет неожиданно уперся спиной в боковую стену повозки, а Рицпу прижал к противоположной стене. Она замерла от страха, когда его рука поползла вверх, чтобы схватить ее за шею.
— Он снова везет нас в лудус, — сказал Атрет своим низким голосом, задыхаясь от переполнявших его чувств. Перед глазами у него снова все поплыло, и ему пришлось преодолевать боль. Ему стоило немалого труда не потерять сознание. Времени почти не было. — Ты даже не знаешь, что там тебя ждет. Я им не позволю… — Тут он подумал, что сломать ей шею будет быстрее и не так мучительно для нее. Он слегка сместил руку, чувствуя, как бьется ее пульс. — Рицпа, — тяжело произнес он, — я…
Сделай это, — твердил он себе, — просто сделай это, и все.
Глядя в голубые глаза германца, Рицпа увидела в них бесконечную муку и поняла, что он задумал. Но она не испугалась, а почувствовала к нему огромное сострадание. Она нежно дотронулась до его лица. Он закрыл глаза, как будто ее прикосновение причинило ему боль.
— Он везет нас не в лудус, Атрет. Поначалу я тоже так думала, но теперь я знаю, что мы едем не туда.
— А куда, по–твоему, он нас везет? — Большой палец его руки нащупал пульс на ее шее. Теплый. Живой. И почему именно ему выпало лишить ее жизни?
— Мы уже проехали городские ворота.
— Ворота?
— Мы уже давно не в Риме. Мы за пределами городских стен.
Его рука ослабла.
— Но этого не может быть. Ведь лудус… — Тут повозку сильно тряхнуло, это отозвалось в голове Атрета резкой болью. Застонав, он крепче ухватился за край повозки, пытаясь удержаться, но в глазах у него снова потемнело.
Рицпа поддержала его, как могла. Она никогда еще не видела его таким побледневшим, поэтому испугалась за него.
— Феофил не возвращает тебя в лудус, Атрет.
— А куда он меня везет?
— Я не знаю. — Она прикоснулась рукой к его щеке. — Тебе надо лежать.
Перед глазами Атрета предстал длинный темный тоннель.
— Капуя, — со стоном произнес он и снова лег. Он был слишком тяжел для того, чтобы Рицпа держала его у себя на коленях. Он опустил голову на пол повозки и застонал. — Он везет меня в Капую. — Атрет снова вспомнил нору, крошечную камеру, в которую его заперли в первый же день. Там не было возможности даже сесть и вытянуть ноги. Его продержали несколько дней в полной темноте, пока не решили, что он уже сошел с ума. — Лучше умереть.
Рицпа приподняла его голову и снова положила себе на колени.
— Мы едем не на юг. Мы едем на восток.
На восток?
Куда же их вез Феофил?
Рицпа снова вытерла у Атрета со лба крупные капли пота, и ей захотелось облегчить его страдания и боль.
— Успокойся, Атрет. Мы в Божьих руках.
Германец хрипло засмеялся и вздрогнул от боли.
— Ты думаешь, что твой Бог сможет вытащить нас отсюда?
— Бог всегда заботится о нашем благе. Он дает нам будущее и надежду.
— Надежду, — горько усмехнулся Атрет. — На что можно надеяться в этой повозке?
— Для тех, кто верит, все к лучшему.
— А я ни во что не верю.
— А я верю, и не важно, веришь ты, или нет, — мы оба призваны служить Ему.
Непоколебимая вера этой женщины не признавала никакой логики.
— Я снова в цепях, ты и ребенок со мной. Это говорит только об одном.
Рицпа медленно разгладила пальцами его брови и улыбнулась.
— Бог проводил меня и не через такие испытания.
Атрет открыл глаза и посмотрел на нее. О чем она сейчас говорила — о той ночи, когда они покидали виллу в Ефесе? Или о битве на корабле?
— Не Бог тебя проводил через них, а я. — Атрет снова закрыл глаза, не в силах выдержать ее пристальный взгляд, и задумался о том, как эта женщина может оставаться такой спокойной в подобной ситуации. Что придает ей силы? — Я проведу вас и через это испытание. Как–нибудь.
— Ты–то нас как раз и не проводил. Ты всегда вел нас только к бедам, но не от них.
Атрет уставился на нее, почувствовав себя оскорбленным.
— Ты хочешь сказать, что это твой Бог защищает тебя?
— Я это знаю.
Он опять хрипло рассмеялся.
— А кто спас тебя от Серта? Кто спас тебя от македонцев?
— А Кто бесчисленное количество раз спасал тебя от неминуемой смерти? Ты хочешь сказать, что до сих пор жив по чистой случайности?
— Я спасал себя сам. — Атрет нахмурился, внезапно вспомнив о том, как Феофил помог ему справиться с пиратами на корабле. Без помощи сотника он ничего не смог бы сделать.
— Неужели в твоей жизни никто и никогда не становился между тобой и смертью?
— Становились, когда это им было выгодно. — Интересно, подумал Атрет, сколько получит этот римлянин, когда доставит его к Домициану.
— Бог спасет нас и на этот раз.
— Не надейся на Бога, Которого ты не видишь и Который допустил, чтобы Его Сына распяли. Что хорошего Он сделал для Хадассы?
— Только благодаря Божьему Сыну во мне живет надежда. Вся моя надежда в Нем. — Рицпа нежно убрала волосы с его лба. — Даже моя надежда на тебя.
У Атрета так сильно болела голова, что он уже совершенно не хотел не только спорить с этой женщиной, но даже вникать в смысл ее слов.
Атрет услышал, как к ним приближается стук лошадиных копыт. Этот стук копыт по тяжелым камням римской дороги болезненно отдавался в его больной голове. По лязганью металла Атрет понял, что это были римские воины.
— За нами никого нет, — сказал кто–то.
— Туда, — раздалась команда Феофила, и повозка резко подскочила, сворачивая с дороги. Атрет снова застонал от боли, перед закрытыми глазами поплыли цветные круги. Ему хотелось провалиться во тьму, в забытье, чтобы не чувствовать никакой боли и не думать о том, что ждет его впереди. Но это ему не удавалось.
Довольно долго они ехали по мягкой земле. Атрет понял, что они отъехали далеко от основной дороги.